С.А. Баканов

Челябинск, государственный университет

В ловушке депрессивных тенденций: индустриальные моногорода Урала во второй половине ХХ века

На рубеже 1950–1960-х гг. большинство промышленно развитых стран мира столкнулись с новой социально-экономической проблемой – появлением значительного числа городских поселений, в чьем развитии обнаруживались депрессивные черты. Прежде всего, они проявлялись в падении объемов производства на градообразующих предприятиях и в значительном оттоке населения из охваченных депрессией регионов. Феномен депрессивного города возник на этапе зрелого индустриального развития, когда в большинстве стран Запада создавались предпосылки перехода к постиндустриальному обществу. Депрессии оказались подвержены прежде всего старые промышленные районы, чья экономика основывалась на отраслях технологического уклада, характерного еще для периода промышленного переворота – угольной, металлургической, горнодобывающей и т. п. Наиболее остро кризис затронул район Аппалачей в США, Рурско-Саарский район ФРГ, Арденны, Эльзас и Лотарингию во Франции, а также промышленные районы Нортумберленда, Уэльса и Шотландии в Великобритании.

В Советском Союзе проблема депрессивных городских поселений проявилась одновременно с другими индустриальными державами. С 1959 по 1989 гг. городское население в РСФСР возросло с 50 до 75 %. Появилось большое число новых городов. Вместе с тем на фоне общего роста городского населения около 12 % городов РСФСР остановились в своем развитии, причем в половине из них число жителей за 30 лет сократилось более чем на 10 %. Были и такие города, где отток населения достигал 50–75 %. Особенно сильно на общероссийском фоне выделялся Уральский экономический район, где находилось около трети всех депрессивных поселений РСФСР. Это наиболее высокий показатель среди всех экономических районов. Из 137 уральских городов – 34 имели черты депрессивного развития, а 24 из них потеряли более 10 % своего населения. Всего депрессивными тенденциями оказались затронуты около четверти городов Урала. Демографическая деградация города в данном случае служит индикатором их депрессивного развития, в то время как причины депрессии, безусловно, лежат в экономической сфере.

Урал относится к тому же типу старопромышленных регионов, что и Аппалачи, Шотландия или Рур. Уральская промышленность основывалась на отраслях устаревающего технологического уклада, которые были локомотивом промышленного переворота еще в XIX в. К 1960-м гг. эксплуатация предприятий этих отраслей на Урале продолжалась от 50 до 250 лет, и, естественно, ресурсная база Урала была уже сильно истощена. Изменение энергетического баланса страны и переход в энергетике с каменного угля на нефть и природный газ, происходившие как раз в 1960-е гг., нанесли удар по уральским предприятиям угледобывающей отрасли. Началось массовое закрытие шахт, что вело к депрессии связанных с угольной отраслью городов. В металлургической отрасли уральские "горные гнезда" уже исчерпали местные запасы руды и вынуждены были переходить на привозное сырье, что повышало издержки производства и, в конечном счете, означало для небольших металлургических предприятий поражение в конкурентной борьбе с крупными металлургическими комбинатами. Истощение ресурсной базы предприятий Урала и изношенность их основных фондов требовали реконструкции, а в некоторых случаях и переориентации производства, однако отраслевые ведомства предпочитали строить новые предприятия-гиганты, а не модернизировать старые производства. Немодернизированные предприятия быстро оказывались в числе неперспективных, а их продукция не находила спроса. Все это вызывало сокращение производства основных видов продукции и, как следствие, снижение возможностей для таких предприятий поддерживать находившуюся на их балансе социальную сферу. Для моногородов, связанных с такими предприятиями, это означало одно – депрессию.

Находясь в упадке, градообразующие предприятия оказывались неспособными содержать принадлежавший им жилищный фонд и на прежнем уровне финансировать социальную сферу города. В то время как доля принадлежавшего им жилья почти во всех городах значительно превышала 50 % всего городского жилищного фонда. Снижались темпы ввода нового жилья, откладывалось на неопределенный срок строительство первоочередных городских объектов – водохранилищ, очистных сооружений, магазинов, школ, больниц и т. д., а капитальный ремонт производился со значительным опозданием. Отсутствие достаточного фонда жилья, принадлежавшего городской администрации, усугубляло кадровые проблемы социальной сферы. Город ощущал острую нехватку врачей, преподавателей, работников культуры и сферы услуг.

Сокращение производства на градообразующих предприятиях вело к сокращению их штатных расписаний. Руководители предприятий предпочитали сохранить у себя уже имевшиеся опытные кадры, что затрудняло трудоустройство молодежи. Это вынуждало молодежь искать работу за пределами родного города. Положение усугублялось нерешенностью квартирного вопроса и отсутствием перспектив дождаться получения нового жилья. Кроме того, по развитости городской инфраструктуры депрессивные моногорода заметно уступали полифункциональным центрам со стабильными производствами. Отток наиболее активного населения, особенно молодежи, из депрессивных городов вел к их демографической деградации. Ее масштабы сдерживались только за счет притока мигрантов из деревень, для которых депрессивный город был своеобразным перевалочным пунктом в поиске благополучного места жительства.

Таким образом, к началу 1990-х гг. уже около четверти уральских городов находились в состоянии депрессии и испытывали серьезные экономические трудности. Системный кризис, поразивший в этот период экономику России, расширил список неблагополучных поселений и еще сильнее высветил их проблемы. В условиях социально-экономической и политической трансформации, сопровождавшейся длительной стагфляцией, резким падением производства и постоянным бюджетным дефицитом, в депрессивное и даже кризисное состояние попало большинство уральских моногородов. Если отталкиваться только от демографических показателей, то за 1990-е гг. население сократилось в 110 из 150 городов Урала, причем в 44 промышленных поселениях оно сократилось за этот период более чем на 10 %, а в трех (Гремячинск, Кизел и Ясный) – более чем на треть.

Значительное сокращение производства, его остановка, а часто и банкротство градообразующего предприятия имели для моногорода целый ряд негативных последствий. Во-первых – это массовая безработица (в т. ч. и скрытая), поставившая большую часть населения такого города на грань выживания. Длительное отсутствие работы в свою очередь вело к утрате квалификации или же полной профессиональной переориентации многих квалифицированных рабочих. Во-вторых – это сокращение или даже прекращение налоговых отчислений градообразующего предприятия в местный бюджет. Для моногородов, где эти отчисления составляли подавляющую часть городского бюджета, их сокращение означало катастрофический дефицит бюджета и, следовательно, кризис неплатежей в социальной сфере. В-третьих – предприятия, стремясь минимизировать непроизводственные расходы, стали передавать муниципалитетам принадлежавшие им объекты городской социальной инфраструктуры и, прежде всего, жилье. Муниципалитеты же из-за постоянного отсутствия средств оказывались не в состоянии содержать эти объекты и поддерживать их на необходимом уровне.

Особенно сильно от системного кризиса на Урале пострадали моногорода, связанные с машиностроением (из-за утраты госзаказа) и угольной отраслью. Реструктуризация угольной промышленности привела к повсеместному закрытию шахт и ликвидации производства в большинстве городов Кизеловского и Челябинского угольных бассейнов. Поэтому не случайно именно шахтерские города имеют наихудшие демографические показатели. В городах – центрах уральской металлургии – некоторое оздоровление началось после дефолта 1998 г., но только там, где предприятия были ориентированы на экспорт. В остальных же городских поселениях отрасли депрессивная стадия еще не преодолена.

В заключение можно сделать вывод, что индустриальные моногорода Урала пока не смогли найти адекватный ответ на вызов, связанный с переходом к постиндустриальному обществу, а их гипертрофированная производственная функция продолжает удерживать эти поселения в ловушке депрессивных тенденций.

Назад || Главная || Карта сайта