А.Г. Селезнев

Омск, Омский филиал Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН

"...Свет пречюден и град велик": символическое осмысление Сибири в средневековом русском источнике

"...Вверх тоя ж реки великия Оби есть люди ходят по под землею иною рекою день да ночь с огни, и выходят на озеро и над тем озером свет пречюден и град велик, а посаду нет у него. И кто поедет к граду тому и тогда слышити шюм велик в граде том, как и в прочих градех. И как приидут в него и людей в нем нет и шюму не слышити никоторого, ни иного чего животна. Но в всяких дворех ясти и пити всего много и товару всякого кому что надобе. И оне положив цену противу того, да возмет что кому надобет и прочь уходят, а кто что бесцены возьмет и прочь уиде, и товар у него погибнет и обрящется пакы в своем месте. И как проч отходят от града того и шюм пакы слышете как и в прочих градах..."¹.

Удивительные ассоциации вызывает этот текст, составленный безвестным новгородцем в XV столетии. Даже в сравнении с другими восемью статьями знаменитого Сказания "О человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных", выдающегося русского письменного памятника, приведенный текст представляет явление уникальное.

Другие параграфы документа призваны проинформировать читателя о тех или иных подробностях жизни людей "на Восточной стране". Так, в одном из них говорится, что люди "не великии возрастом, плосковидны, носы малы, но резвы велми и стрелцы скоры и горазди. А ездят на оленях и на собаках; а платье носыт соболие, а товар их соболи". В другом отмечается, что "по пуп люди мохнаты по долу, а от пупа вверх – как и прочи человеци". Думается, что соотношение "реального" и "фантастического" в этих параграфах значимо для нас, а для автора XV в. и для его современников все эти сведения имели одинаковый статус реальности.

Что же касается отрывка о городе в верховьях Оби, то он стоит явно особняком и по стилю, и по содержанию от остальных фрагментов Сказания. Этот параграф явно не имел целью проинформировать читателя, а содержал какой-то закодированный смысл, важный намек, который должен был быть понятен современнику. Таким образом проблема анализа этого фрагмента состоит в необходимости познания этого скрытого смысла текста.

С начала научного изучения Сказания были высказаны две противоположные и практически исключающие друг друга точки зрения на происхождение данного раздела. Согласно первой точке зрения, которую можно назвать рационально-утилитарной, в тексте речь идет о торговой фактории, расположенной на торговом пути, ведущем с севера в Южную Сибирь. Кроме того, в отрывке повествуется о рудокопах, которые ходят под землей со светильниками где-то в районе Колыванского озера и рудников Алтая.

Вторая точка зрения, сакрально-мифологическая, прямо противоположна первой. Согласно этой точке зрения, речь в отрывке идет о городе в символическом значении этого слова. "Град великий" на Оби ставится в таком понимании в один ряд с небесным Иерусалимом, Вавилоном, Новгородом и Киевом Великим. Любопытно, что, словно не замечая противоречия, в последнее время обе точки зрения озвучил как равнозначные Л.Р. Кызласов².

Между тем абзац Сказания об Обском городе будто нарочно наполнен символами, которые уже давно рассматриваются исследователями как базисные в самых различных мифологиях. Прежде всего это сам Великий город, осиянный "пречюдным" светом; озеро (вариант Воды или Реки), рядом с которым этот город стоит, некий загадочный, то появляющийся, то исчезающий шум и, наконец, особые справедливые порядки и законы внутри города. Уже простое перечисление этих символов, кажется, исключает мирскую, профанную, утилитарную версию рассмотрения текста. Да и сам автор специально подчеркивает священность и символичность описываемого города. Согласно этому описанию, город не имеет посада – самой мирской и обыденной части любого реального города. В этом городе не могли осуществляться торговые сделки и производственная деятельность уже потому, что здесь нет (и это подчеркивается особо!) места, где эта деятельность могла бы происходить. Но в этом городе нет и людей, которые могли бы ею заниматься. Великий град поистине величествен, пуст, безмолвен и тих.

Нет необходимости подробно рассматривать значение всех символов, содержащихся в рассматриваемом памятнике. Достаточно открыть любое самое общее издание по мифологии (например энциклопедию "Мифы народов мира", на статьях "Река", "Гора" и др.), заглянуть в основные источники индийской и иранской мифологии, библейские памятники, чтобы убедиться в глубокой и тонко переданной символике града на Верхней Оби.

Мы остановимся здесь лишь на некоторых источниках, которые позволят, на наш взгляд, поставить проблему истоков представлений о мифическом Великом граде на юге Сибири и других символах, которые содержатся в русском памятнике.

В 1245–1246 гг. свое знаменитое путешествие на Восток для участие в церемонии воцарения великого хана Гуюка совершил папский легат Джиованни дель Плано Карпини. По итогам своего путешествия он написал книгу, в которой, кроме прочего, излагает очень любопытную легенду, повествующую об одном неудачном военном походе монголов.

"Все продвигаясь... они (монголы. – А. С.) прошли по большой степи и добрались до некоей земли, где, как нам передавали за вполне достоверное, они видели наезженные дороги, но не могли найти ни одного человека; но они так усиленно искали по земле, что нашли одного человека с его женой, которых привели пред Чингис-хана; и, когда он их спросил, где находятся люди этой страны, те ответили, что они живут в земле, под горами..." (здесь и далее курсив мой. – А. С.). Далее автор рассказывает, что воинам Чингис-хана все же удалось разыскать подземных людей, "...а эти, именно Чингис-хан и его подданные, видя, что они ничего не достигают, а скорее теряют своих людей, а к тому же они не могли вынести шума солнца; наоборот, в то время когда восходило солнце, им надлежало приложить одно ухо к земле, а верхнее крепко заткнуть, чтобы не слыхать этого ужасного шума, но и так все же они не могли остеречься, чтобы из-за этого весьма многих из них не убивало, – побежали и вышли из вышеназванной страны; тех людей, однако, именно мужа с женою, они взяли с собой... На вопрос, почему люди этой земли живут под землею, те сказали, что в одно время года, когда восходит солнце, бывал столь сильный шум, что люди никоим образом не могли выдержать, как выше сказано о татарах; мало того, они даже били тогда в бубны, тимпаны и другие инструменты, чтобы не слышать этого шума..."³.

Рассмотрение этого отрывка показывает, что ряд деталей, изложенных Карпини, имеет полные аналогии с русским памятником: яркий свет и даже "шум" солнца (кто-нибудь когда-нибудь слышал шум солнца?), живущие под землею люди и т. д.

Другие мусульманские источники позволяют уточнить, о какой конкретно земле идет речь. Абуль-Гази, автор XVII в., опираясь на более ранние источники, сообщает, что монголы совершили поход силами тысячи воинов под руководством трех бэгов в Сибирь, на берега Айкара-мурана (Ангары. – А. С.), к городу Алакчин: "Довольно многие роды их (татар. – А. С.) жили на берегах реки Айкара-муран. Айкара-муран протекает посреди Киргизских владений, принимает в себя много рек, делается большой рекою и, протекая далее, вливается в море. При устье реки, на берегу моря, стоит большой город; селений около него много, стада и табуны пасущегося скота многочисленны. <...> Этот город они называют Алакчин. Близ него есть серебряные рудники: у тамошних жителей котлы, чашки, блюда делаются из серебра"⁴.

Об этом же городе сообщается в сочинении "Сборник летописей" персидского историка Рашид-ад-Дина (XIV в.): "Та река (Ангара. – А. С.) находится вблизи города по имени Кикас и в том месте, где она и река Кэм (Енисей. – А. С.) сливаются вместе. Город тот принадлежит к области киргизов (енисейских. – А. С.). Утверждают, что эта река течет в одну область, по соседству с которой находится море. Повсюду там серебро. Имена этой области: Алафхин (Алакчин. – А. С.), Адутан, Мангу и Балаурнан... Говорят, что лошади их... все пегие [ала]... все инструменты и посуда... из серебра⁵.

Специалисты уже давно установили реальные истоки всей этой истории. Все цитированные источники имеют отношение к этнической истории средневекового народа, самоназвание которого, вероятно, было близко по звучанию к тюркскому выражению ала ат, что означает "пегий конь". В китайских источниках династии Тан для обозначения этого народа применялась китайская калька того же выражения бома, кит. "пегий конь", хотя в ряде источников употреблялось и подлинное наименование этого народа – хэлочжи = алачин (ала ат)⁶.

Однако сведения об этом народе, пожалуй, единственный реальный источник цитированных произведений. Все остальные детали, собранные в совокупности (град на горе, залитый ярким, иногда шумящим солнечным светом и окруженный озером/рекой; живущие под землей/горой люди; справедливые порядки внутри города), конечно, мифологические символы, истоки которых следует искать в индо-иранской мифологии, а продолжение в мифологиях многих, в т. ч. и сибирских, народов. Ср.: классический образ золотой горы Меру, стоящей под Полярной звездой, окруженной Мировым молочным океаном, на котором есть остров, населенный блаженными белыми мужами, удаленными ото всякого зла, в индуистской мифологии; образ золотого небесного Иерусалима, наполненного драгоценностями и осиянного чудесным божественным светом, в "Откровении", образ мифического озера, находящегося в центре калмыцкой космогонии и т. д.⁷.

В разобранных выше источниках очень важна локализация сюжета. И в русском памятнике, и в мусульманских источниках очень четко указывается на Сибирь, причем на ее южную часть. Суммируя данные источников, можно констатировать, что мифический город помещали в пределах страны енисейских кыргызов, в северной и западной ее части. При этом следует учитывать, что в восточной географии считалось, что Енисей является притоком Ангары, а не наоборот, и потому зачастую Енисей называли Ангарой (Айкара-муран). Именно поэтому Айкара-муран (Енисей) протекает посреди кыргызских владений.

В этой связи есть смысл указать еще на один источник, который применительно к сибирским сюжетам привлекал Л.Р. Кызласов. Речь идет о поэме великого средневекового поэта Низами Гянджеви "Искендер-наме" (XII–XIII вв.). Герой поэмы Искендер завершает свой долгий путь открытием чудесного города, где царит изобилие и справедливость, нет нужды и насилия.

И открылся им дол, сладким веющий зовом,

обновляющий души зеленым покровом…

И порядок, минуя и рощи и пашни,

Встретил он, и покой, – здесь, как видно, всегдашний,

Вся дорога в стадах, но оград не найти.

Сколько стад! Пастухов же у стад не найти.

Сердце царского стража плода захотело.

К отягченным ветвям потянулся он смело

И к плоду был готов прикоснуться, но вдруг

Он в сухотке поник, словно согнутый лук.

Вскоре всадник овцу изловил и отменно

Был наказан: горячку схватил он мгновенно…

… И увидел он город прекрасного края,

Изобильный, красивый, – подобие рая…

… Был незапертый въезд как распахнутый ворот,

И со старцами царь тихо двинулся в город.

Он увидел нарядные лавки; замков

Не висело на них; знать, обычай таков...⁸.

Перед нами типичное для средневековой литературы описание расположенного на севере города блаженных со справедливым социальным устройством, заимствованное из индо-иранской мифологии. Однако, в отличие от других авторов, Низами дает точную локализацию мифического города. Он помещен автором в страну Хирхыз, т. е. на территорию государства енисейских кыргызов. Смысловое совпадение ряда деталей существовавшей в разных культурах легенды о чудесном городе на юге Сибири у Низами и русского автора Сказания не вызывает сомнения. Это относится и к чудесному характеру города и к социальному устройству, описанному в обоих источниках. Но еще более удивительно практически полное совпадение места расположения города: у русского автора – верховья Оби, у Низами – страна Хырхыз. Не исключено, что когда-нибудь в будущем будет найден общий источник для того и другого произведения. Пока же можно констатировать, что фрагмент русского Сказания о великом граде на юге Сибири покоился на могучем мифологическом фундаменте, следы которого легко прослеживаются в культурах самых разных народов Европы и Азии.

В этой связи нелишне отметить, что сходные мотивы зафиксированы в мифологии народов Сибири и Центральной Азии. Например в героических сказаниях хакасов повествуется о Белом городе (Ах саар), расположенном на берегу великой реки, в шорской мифологии есть описания черного города, в котором 90 кузнецов куют. По представлениям алтайцев, на девятом своде неба возвышается красная гора, залитая солнечным светом. Здесь находится дух молнии, он может убивать все живое лучами солнца. Небесным источником жизни у алтайцев почиталось мифическое молочное озеро Сут-кол. Расположено оно на третьем слое неба рядом горой Ак-Сумер. По некоторым представлениям, здесь находится рай для праведных. Исследователи отмечают заимствование этих представлений из буддистской мифологии⁹. По-видимому, долгое время не была утрачена память о Великом городе на юге Сибири и у русских. Быть может, именно поэтому на саяно-алтайском нагорье искали мифическое блаженное Беловодье старообрядцы, бежавшие от раскола.

Таким образом, можно констатировать существование Великого города на юге Сибири в форме мифологической (т. е. наиболее телесной и до жуткости вещественной, по А.Ф. Лосеву) реальности. При этом различные культурные традиции демонстрируют поразительную устойчивость образов и символов, связанных с этим мифологическим сюжетом. Данное обстоятельство позволяет говорить о мощном пласте представлений о "стране блаженных" на севере, который возник в рамках индо-иранской, а может быть, и в более архаичной мифологии, следы которой наблюдаются в культурах различных народов.

_________________________

¹ Анучин Д.Н. 1890. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака: Древнее русское сказание "О человецех незнаемых в восточной стране" // Древности: Тр. Имп. моск. археолог. о-ва. Т. 14. – С. 235.

² Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в Средние века. – М., 1984. – С. 121–122; Он же. Письменные известия о древних городах Сибири. – М., 1992. – С. 38, 39, 90; Он же. Русские источники о древних и средневековых городах Сибири // Очерки по истории Сибири и Центральной Азии. – Красноярск, 1992. – С. 164.

³ Карпини Плано. История монголов // Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. – М., 1957. – С. 43.

⁴ Абуль-Гази. Родословное древо тюрков. – Казань, 1914. – С. 40.

⁶ Савинов Д.Г. Основные этапы этнической истории алатов // Историческая этнография. – Л., 1985. – Вып. 3. – С. 30–39; Селезнев А.Г. Алат и йылан // Этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий: По данным этнографии. – Омск, 1992. – С. 108–117.

⁶ Зуев Ю.А. Из древнетюркской этнонимики по китайским источникам: Бома, гуй, яньмо // Тр. Ин-та истории, археологии и этнографии. – Алма-Ата, 1962. – Т. 15. – C. 103–122.

⁷ Бонград-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. – М., 1983; Мифы народов мира. – М., 1994. – Т. 1. – С. 311–312; Т. 2. – С. 374.

⁸ Низами Гянджеви. Искендер-наме // Собр. соч.: В 5 т. – М., 1986. – Т. 5. – С. 658–661.

⁹ Дьяконова В.П. Религиозные представления алтайцев и тувинцев о природе и человеке // Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера. – Л., 1976. – С. 273 и др.; Сагалаев А.М. Мифология и верования алтайцев. – Новосибирск, 1984.

Назад || Главная || Карта сайта